Патрик О`Брайан - На краю земли
— Она была охочей до мужчин и доброй, как не знаю кто, — рассказывал Хогг, вспоминая первую встречу с обитательницей острова Оахуа. — Такими же были и остальные. Некоторых наших парней пришлось привязать к шесту. Иначе они бы попрыгали с судна в воду, хотя каждый из них стоил сорок, а то и пятьдесят долей.
— Нет там никаких женщин, — обращаясь к молодому марсовому, заявил Плейс, долго и внимательно разглядывавший берег. — Да и мужчин тоже. Пустынный остров, бродят по нему одни только бостонские бобы. А вон там, возле речки, стоит хлебное дерево, под которым разбита самая большая палатка.
— Срать я хотел на твое хлебное дерево, — обиженно ответил марсовый.
— Не дело так отвечать человеку, который тебе в отцы годится, Нед Гаррис, — пожурил его баковый старшина.
— Наглый засранец, — поддержали его еще два моряка.
— Я только пошутил, — оправдывался покрасневший Гаррис. — Я не хотел никого обидеть.
— Хотел, чтоб задницу тебе надрали, — заметил старшина сигнальщиков.
— Смотрите, сколько акул, — произнес Гаррис, чтобы сменить тему. — Такие длинные, тонкие и серые.
— Неважно, какие они — серые или розовые в оранжевую полоску, — оборвал его баковый старшина — Не распускай язык, Нед Гаррис, только и всего.
— Они отчаливают от берега с американским капитаном на борту, сэр, — доложил Киллик капитану, сидевшему у себя в каюте.
— Расстегни мне, пожалуйста, Киллик, этот окаянный крючок, — произнес капитан, облачавшийся в мундир. — Должно быть, я толстею.
Он заглянул в столовую, где была приготовлена холодная закуска для капитана «Норфолка». Проглотив маленькую соленую галету, он прицепил шпагу. Не желая показаться нетерпеливым, Джек Обри расхаживал по шканцам, пока его пленного везли к фрегату. Он по себе знал, как чертовски неприятно сдаваться, даже если никто при этом не злорадствует. Но, с другой стороны, ему не хотелось показаться невнимательным, словно сдача в плен капитана первого ранга не имеет большого значения.
Выждав момент, он чуть сдвинул набекрень треуголку и вышел на палубу. Бросив беглый взгляд, он убедился, что Хани хозяин положения: мичманы выглядят вполне прилично, фалрепные — пожалуй, чересчур заросшие ширококостные парни — умыты и держат белые перчатки наготове, морские пехотинцы построены; корабль, который перед этим курсировал взад и вперед, подходил ближе к рифу, удерживаясь против приливной волны, чтобы принять катер.
Джек Обри, по обыкновению, принялся расхаживать по шканцам, но, мельком взглянув после третьего поворота на низенькую фигуру, сидевшую на корме между Кэлами и Моуэтом, он посмотрел на нее снова, на этот раз гораздо внимательнее. Разглядывать ее в подзорную трубу было слишком поздно, однако, успев хорошо изучить в бостонском плену американскую морскую форму, он понял: тут что-то не так. Когда катер приблизился, он обратился к морскому пехотинцу Троллопу, стоявшему на часах:
— Троллоп, окликните шлюпку.
Солдат чуть было не брякнул: «Но это же наш собственный катер, сэр», но спохватился; его глаза стали похожи на оловянные пуговицы, и он, набрав воздуха в легкие, прокричал:
— Эй, на шлюпке!
— На шлюпке никого! — громко и отчетливо прозвучал ответ Бондена.
Это означало, что не следует ожидать прибытия на «Сюрприз» офицерского чина.
— Примите на себя командование, мистер Хани, — произнес Джек Обри, направляясь к поручням на юте.
Фалрепные сунули перчатки в карманы, гардемарины перестали смотреть почтительно, а Говард распустил своих пехотинцев. Крюковый подтянул катер к борту фрегата, и Моуэт быстро поднялся на корабль. С ошеломленным видом он кинулся на корму к капитану.
— Прошу прощения, сэр, — воскликнул он, — но война окончена.
Сразу же за ним на борт поднялся жизнерадостный круглоголовый толстяк в форменном сюртуке, оттолкнувший в сторону Хани и с сияющей улыбкой направившийся к капитану. Протянув ему руку, он произнес:
— Мой дорогой капитан Обри, поздравляю вас с радостным событием — заключением мира. Я очень рад видеть вас вновь. Как ваша рука? Вижу, с ней все в порядке, она такой же длины, как и вторая, как я и предсказывал. Вы меня не помните, сэр, хотя, не хвастаясь, могу сказать, что вы обязаны мне своей правой рукой. Мистер Эванс уже точил зубья своей пилы, но я ему сказал: «Нет, давайте подождем еще денек». Я Бучер, бывший помощник судового врача на «Конституции», а теперь судовой врач «Норфолка».
— Конечно же, я помню вас, мистер Бучер, — произнес Джек Обри, вспоминая свой плен и тот мучительный переход в Бостон в качестве военнопленного, после того как американский корабль «Конституция» захватил английскую «Яву». — Но где же капитан Палмер? Он уцелел после гибели «Норфолка»?
— Он получил множество травм, но не утонул. Мы потеряли совсем немного человек по сравнению с тем количеством, которое могло бы погибнуть. Правда, остались почти нагишом, лишь у меня сохранился приличный сюртук. Вот почему к вам направили меня. Не мог же капитан Палмер явиться на борт английского военного корабля в рваной сорочке и без головного убора. Разумеется, он передает свои наилучшие пожелания. Он имел удовольствие встретиться с вами в Бостоне вместе с капитаном Лоренсом и надеется, что вы со своими офицерами отобедаете у него на острове в три часа.
— Вы говорили о мире, мистер Бучер?
— О да, и он расскажет о нем гораздо подробнее, чем я. Впервые мы узнали о нем от британского китобоя. Можете представить наш жалкий вид, когда нам пришлось отпустить этот великолепный приз. Затем это известие подтвердил капитан судна из Нантакета. Но скажите, сэр, правда ли, что вы намерены вскрывать череп доктору Мэтьюрину?
— При падении он получил очень опасную травму, и наш капеллан, который разбирается в медицине, полагает, что эта операция может спасти его.
— Если речь идет о трепанации черепа, то я к вашим услугам. Я провел десятки, нет, сотни таких операций, и у меня не погиб ни один пациент. Исключение составляют несколько больных, страдавших запущенными формами кахексии, когда пришлось провести операцию, чтобы угодить родственникам. Я провел трепанацию миссис Бучер, которая страдала постоянными головными болями, после чего она ни разу не пожаловалась на мигрень. Я искренне верю в благополучный исход операции. Я спас многих людей, находившихся на краю могилы, среди них были те, кто имел депрессивные травмы черепа. Вы позволите мне взглянуть на больного?
— Великолепный инструмент, ничего не скажешь, — произнес, обращаясь к отцу Мартину, Бучер, вертя в руках трефин Стивена. — В нем столько неизвестных мне новшеств. Думаю, это французское изделие? Помню, что наш друг, — продолжал он, кивнув в сторону Мэтьюрина, — говорил, что он учился во Франции. Не угодно ли понюшку, сэр?
